Grasscutter_Resources/Resources/Readable/RU/Book152_RU.txt

Говорят, в одной далёкой стране слово Тупи переводится как «уничтожение лжи и поиск правды».

Деревня Тупи раскинулась у подножья диких гор, и с внешним миром её соединяет лишь одна дорога - та самая, по которой двигался Цзинь Семьдесят второй.

Небо хмурилось, ветер выл, хлестал дождь.

У Цзиня Семьдесят второго не было никаких связей в деревне Тупи, но сейчас, чтобы свершить месть, он был вынужден навестить старосту.

Повозка медленно катилась по старой грязной дороге, что тянулась вдоль диких гор, и небеса были беспросветно черны, а облака темным пологом укрывали бледную луну. Цзинь Семьдесят второй, укрытый темнотой, позволил телу и душе раствориться в этом мраке ночи.

В непроглядной тьме ослепительно белая луна бросала блики на макушку старосты. Деревня Тупи была небольшой, но староста её вовсе не был обычным человеком. Никто в деревне не знал о его происхождении, но никогда местные не осмеливались спросить.

Люди знали лишь, что за ним кровавый долг, и прошлое его красно, как и глаза.

Взгляд его сверкал алым: тёмный как кровь и острый как бритва, подобный острию меча, он будто мог в любую минуту пронзить человека.
Такими же были и люди старосты: подобно клинку, готовы были безжалостно пронзить сердце любого.

«Время пришло».
Пробормотал староста, покачав головой. Холодный свет луны скользил по бритой голове.

За дверью дома старосты будто сам дьявол взмахивал клинком, одного за другим лишая жизни его подчинённых.
Хотя в деревне Тупи жили лишь преступники, из-за множества договоров с различными группировками никто не решался потревожить их.
Но Цзинь Семьдесят второй потерял свою группировку, сам отверг законы чести: его голодный дух, его острый клинок жаждали вкусить крови врага.

Вслед за предсмертными криками на землю обрушился шум дождя. Дождь смывал алый цвет с тела мастера меча, которое вновь покрывалось алым...

Алый мечник шагал под алым дождём, и тело его было покрыто ранами, и некому было ему помешать.

Когда кровавый туман битвы рассеял непрекращающийся шторм, мечник, шагая по мутным потокам, направился к дому старосты.

——————

Звуки сражения потихоньку стихли, и староста медленно поднял бокал. Выплеснул вино в воздух...
...То ли в знак уважения старому другу, то ли в качестве жертвы богам за свою грязную душу.

Открылись двери. Вошёл Цзинь Семьдесят второй. Покрытый алой кровью силуэт его резко выделялся на фоне серого дождя.

«Я хочу задать тебе вопрос».

«Ты унёс немало жизней».

«Ровно триста шестьдесят две, не больше и не меньше».

Староста замер. Он не изменился в лице, но вздувшиеся на лбу вены выдали его с головой.

«Ах, ну осталась ещё одна».

Сказав это, запятнанный кровью мечник поднял руку, и на стол упала вещь...
...То была кость цепного пса, вываренная и выскобленная до белизны.

Оказывается, за этот час Цзинь Семьдесят второй не только унёс жизни трёхсот шестидесяти двух удалых воинов, но и сварил бульон из мяса сторожевого пса.

Что за бесчеловечность!
Что за хладнокровие!

Староста скорбно вздохнул и, потеряв терпение, встал и взялся за меч...